«ТРУДНЫЕ» ДЕТИ

Неодинаковыми растут наши дети. Мне бы хотелось разговор о сложностях и тонкостях воспитания так называемых «трудных» детей начать с одного печального случая, который произошел в школе, где я работаю.

После веселого, хорошего праздничного вечера, когда все уже, взволнованные, немножко усталые, расходились, было обнаружено, что пропала Борькина шапка. Искали мы ее все очень долго. Найти не могли. Это испортило всем настроение. А ведь только минуту назад мы с учителями любовались разгоряченными лицами наших ребятишек, их первой ребяческой влюбленностью... И вдруг вот эта неприятная история!..

Никого из посторонних в школе не было, во всяком слу­чае подозрительных посторонних, и вот именно это наво­дило на печальные мысли о том, как тщетны иногда бывают усилия воспитателя: возводишь бережно го­дами эту немыслимо трудную постройку — вернее, конструкцию, которую мы именуем человеческим «я», — и однажды какой-то несчастный вечер все это вдруг разрушает.

Произошел срыв! Значит, кого-то мы просмотрели, зна­чит, появился еще один так называемый «трудный».

Когда мы говорим о таких ребятах, то прежде всего должны искать первую причину в семье. Ведь, как прави­ло, за «трудным» ребенком стоит не менее «трудная» семья.

Наверное, всем знакома замечательная писательница Галина Николаева. В одном из ее романов, в «Битве в пути», есть такие прекрасные слова: «Душа ребенка — это фотография семьи. Только не простая фотогра­фия, а рентгеновская, она всегда отражает внутреннюю сущность семьи». Мне очень нравится это, что не какуюто внешнюю, показную сторону отражает, а именно внутрен­нее содержание семьи. Если родители карьеристы, мещане, корыстные люди, они сумеют скрыть это от всех, но не от ребенка.

И когда мы видим плохие поступки детей, то, конечно, нам тоже неловко, учителям: значит, мы чего-то не дора­ботали. Но все-таки это не только наш брак, а и ваш, роди­тельский.

Я немножко отклонилась. Так вот, найти эту самую шапку я поручила одному из так называемых «трудных» ребятишек — Славке.

Через два дня он мне ее принес — вернее, не принес, а подошел к классу, где я вела урок, победно, радостно по­стучался и заявил мне немножко требовательным, что ли, тоном: «Спуститесь, пожалуйста, на перемене в кабинет». Дальше вежливо добавил: «Если будет время». Я поняла, что Славка нашел шапку, очень обрадовалась и высказала ему искренние слова благодарности за то, что он сделал такое хорошее дело. Я рассказала Славке о том, что у пар­ня, у которого пропала шапка, очень сложная семейная жизнь, что воспитывает его одна бабушка.

Славка — один из самых «трудных» детей в нашей шко­ле. За его плечами много нехороших поступков, есть даже случаи воровства.

Мать и отец, занятые собственной жизнью, своими оби­дами, своими чувствами, совершенно не заметили, как по­теряли сына. Он возвращался домой поздно, иногда совсем не возвращался, а мать беспомощно разводила руками. И когда мы спрашивали на педсовете со всей строгостью учительской: «Вы контролируете, когда сын приходит до­мой?» — она разводила руками и говорила: «Что же, я по всему городу за ним бегать буду?..»

В нашей педагогической практике бывают такие момен­ты, когда с горечью понимаешь, что в родителях ты поте­рял союзников, помощников. И тогда события развиваются Двояко: либо учитель, уже уставший, может, чуть-чуть раз­драженный, махнет рукой и скажет: «А что я сделаю, если семья не справляется?» Либо наступает другое. Мы забываем о собственных сыновьях и дочерях и ходим по горо­ду, смотрим в темноту: не мелькнет ли где это вихрастое мальчишечье лицо? Мы иногда неотступно следим за сво­ими учениками, сами приводим их на урок алгебры, иног­да тянем их с собой домой и кормим наскоро сваренным супом, а потом занимаемся с ними английским языком, который уже немножко позабыт...

Все это мы переживали со Славкой. И вот когда каза­лось, что он уже сумел себя победить, победить плохое в себе,'— опять произошел срыв. Он участвовал в краже: ук­рал не что-нибудь, а лакомства. Помню, он сидел в кабине­те; казалось, что ему было стыдно.

Он поднял глаза и сказал:

— Поверьте, последний раз!

Причем сказал таким тоном, что нельзя было не пове­рить.

Меня иногда предупреждали, что дети плохо держат слово, нарушают и раз и два данное обещание. И даже об­виняют детей в том, что они лгут, когда еле-еле выдавли­вают из губ: «Больше не буду».

А по-моему, они не лгут, они искренне верят, что боль­ше не будут, что ничего не случится в их жизни плохого, что завтра в восемь часов утра начнется совершенно иная жизнь — правдивая, чистая, светлая, и пятерки появятся в дневнике... А потом оказывается, и это через неделю бук­вально, что не срабатывает механизм самоконтроля — и все летит опять насмарку. И все-таки детям надо верить. Надо возвышать их этой верой, надо заставлять их верить в себя.

В тот вечер мы со Славкой проговорили очень долго. Уже дежурные сдали школу, уже протопали каблучками наши балерины из восьмого класса, а он сидел, сжавшись в комочек, перед мной и говорил, говорил... Наверное, об этом стоит рассказать, потому что уж очень это подтверж­дает мысли о том, что трагедия «трудного» ребенка — это трагедия «трудной», неспаянной семьи.

Интимная жизнь отца и матери, не согретая любовью, предстала перед Славкой, как ад. Он заглянул туда, в эти взрослые отношения, и ушел из дома на улицу. Было та­кое ощущение, что попрощался с детством и шагнул во взрослую жизнь совершенно неподготовленным. Было осо­бенно страшно, что он совсем не называет мать «мамой», он говорил «она». В его лексиконе не было и слова «отец» — он говорил безличное «он».

Славка слишком много знал по сравнению со своими ровесниками, слишком глубока была, по-взрослому, душев­ная травма.

Все мальчишки бежали после школы домой, а ему это­го делать не хотелось. Они ходили на реку ловить рыбу с отцами. А он даже не знал, что бывает на свете такое счастье.

Пришло озлобление. Наверное, такое озлобление души, когда ребенку кажется, как и нам, взрослым, между про­чим, что все трын-трава. Но мы-то на мгновение расстраи­ваемся, потом берем себя в руки; мы уже умеем это де­лать, а дети этого не умеют.

И начались «героические дела», Славкин криминал рос с невероятной быстротой; и мы обсуждали его и прораба­тывали, но как-то не принесли эти разговоры желаемых ре­зультатов. И вот финал — участие в краже конфет. Был этот трудный разговор и еще одна его просьба: «Поверьте».

Поверили, дали ему большое, серьезное задание — помо­гать наводить порядок в школе. И за­вертелся наш Славка в этой немножко горделивой для себя роли, подтянулся в учебе. На всех вечерах он был в центре внимания, его тормошили, у него что-то спрашивали, доби­вались разрешения и о чем-то просили.

И как приятно, что все встало у него на свои места, он даже помогал ставить других детей на путь истинный!..

Мне бы очень хотелось, чтобы все до конца поняли мысль, которую я старалась внушить, которой хотела поде­литься,— мысль о том, что нам надо воспитывать наших детей, все время думая о том, как ранит их детское сердце наша неосмотрительность в вопросах воспитания, наше не­умение понять детский мир, наше невнимание к ним. Оно калечит душу ребят. И об этом надо всегда помнить, когда вы общаетесь со своими детьми.

Причин, по которым ребята совершают неблаговидные поступки, очень много. Но главное, наверно, в том, что мы, учителя и родители, очень еще мало думаем, как и чем правильно занять детей, чем заполнить их свободное время. Мы порою забываем об особенностях подросткового возра­ста, когда вот такое противоречие в ребенке — энергия бьет ключом, а точек ее разумного приложения он не на­ходит.

И здесь очень нужна им помощь отцов, помощь братьев. Ведь мы все знаем, что среди ребят, которые отличаются, ну, мягко выражаясь, неровностью в поведении, больше всего мальчишек. Причем не просто мальчишек, а таких, у которых где-то к девяти-двенадцати годам вдруг обнаружи­вается отсутствие в семье, может быть, самого важного для них человека — отца.

М. И. Картавцева, учительница